Парадокс Атласа

У Тристана пересохло во рту.

– Может, это был какой-то странный кошмар? Отец всегда говорил, дескать, у меня слишком богатое воображение, я не вижу вещи иначе, просто все выдумываю. Дико как-то верить ему, да? Но ведь я верил, верю ему, – сказал Тристан. – И самое хреновое – что, когда мне полагалось учиться познавать мир, вливаться в него, отец прививал к нему страх. И у него получилось – теперь я не могу ясно смотреть на вещи, пока снова не возникнет чувство, будто мне грозит смерть. И в тот момент, когда надо сказать себе: да, ладно, я согласен… в этот миг, – Тристан шумно выдохнул, – самый трудный миг, тот, которого я до прихода сюда всеми силами избегал… Так вот, в это мгновение мне надо разглядеть невозможное, невероятное, а потом найти в себе силы сказать: нет, я не упаду, не утону, не сломаюсь и…

Вздох.

– Никогда его, козла, не прощу, – сказал Тристан. – Не прощу никого, кто заставляет меня сомневаться в собственном праве на жизнь.

Несколько мгновений прошло в молчании, и Тристан сообразил, что Нико до этого нет никакого дела. У каждого свои заморочки, да и с хрена ли Нико де Вароне знать, насколько Тристану больно? Какие сомнения им владеют? Еще несколько секунд прошло в молчании, и Тристан пожалел о том, что так разоткровенничался: он бы не вынес жалости Нико, не смог смотреть ему в глаза и видеть в них сочувствие, подтверждение правоты Каллума в том, что Тристан – жертва. Если Нико скажет хоть одно доброе слово, Тристан точно даст ему по зубам.