Диктатор

– Майор, вы уж не отступайте… Мы понимаем, полковник самовольничал. Пусть разговаривают с нами, если что… Мы скажем свое слово.

– Снимут полковника – разве поможет ваше слово? – не выдержал я. – Скажут: нарушение воинской дисциплины. И – все!

– Не отдам! – еще злей повторил второй раненый. – При всех в костер брошу. И заколю, если кто бросится вытаскивать.

Я ушел. На пригорочке Гамов и Павел уписывали консервы. Моя банка лежала на траве открытая. Я погрузил в нее ложку.

– Как настроение солдат? – спросил Гамов.

– Боятся, что деньги отберут. И за вас боятся. Предвидят, что начальство вас накажет. Грозят, что колоны не отдадут, а уничтожат. Смятение в душах, Гамов!

Он засмеялся.

– Это хорошо – смятение в солдатских душах. Непринятый, даже запрещенный метод ведения войны.

К нам подошли два офицера с денежным пакетом.

– Остаток. Все раздали по заслугам, лишнее возвращаем.

Поздно вечером мы добрались до Барты. Поплавковые костюмы и плоты были там же, где мы их укрыли. Переправа продолжалась еще с час. Я обошел электробарьер дивизии: все орудия стояли на местах, обслуга несла вахту. Я пошел в штаб. В комнате Леонида Прищепы собрались офицеры. Генерал хмуро поздоровался со мной. Гамов предварил мой вопрос: