Диктатор

Я сосредоточил диверсионный отряд на левом фланге дивизии: здесь и переправы были легче, и до шоссе ближе – по нему сейчас двигался полк Питера Парпа. Все солдаты были в поплавковых костюмах, но пока их не надували. Я ждал Гамова и Прищепу. В тускнеющей вышине проступали звезды. Ни облачка не затеняло неба. В отдалении, справа, на недавних позициях сложившего оружие пятого корпуса патинов, вспыхивали зарницы: «Золотые крылья» уже вступили в бой со сменявшими патинов родерами. На наших флангах все было тихо: враг накапливал силы, не ввязываясь в дело, пока не получит перевеса.

Я прилег на нагревшуюся за день траву, впитывал телом теплоту земли, слушал прерывистый шелест Барты: на откосы высокого берега набегали мелкие волны. И меня попеременно охватывали радость и отчаяние. Радость от тишины, от красоты неба и земли, реки и леса за рекой, от всего того, что было так удивительно, так проникновенно прекрасно. И отчаяние от того, что я сам, тысячи, нет, миллионы таких, как я, должны уничтожать эту красоту. Через несколько часов я брошу свой отряд в бой – и не будет уже ни тишины, ни радости, а будет грохот резонансных бомб, свист пуль, вопли раненых, стоны умирающих… Я числился в хороших офицерах, я и был таким, никто не смог бы бросить мне упрек, что я забываю свой воинский долг. Но в тот прекрасный вечер, последний тихий вечер в нашей дивизии, я испытывал отнюдь не солдатские чувства, думал отнюдь не солдатскими мыслями. И ненавидел судьбу, предписавшую мне быть солдатом!