Жена поневоле для греческого магната

Но обратно слова не запихнешь.

Я всегда знала, что не стою в его глазах ничего. Приживалка, бродяжка. Любимые слова Вадима. Жестокие, обидные. Конечно, ни Крапивин, ни Вера, не позволяли себе подобного. Но и не торопились наказать сына за грубость, если становились ее свидетелями. Лишь для вида, мягко журили.

Это не новость для меня, но почему-то все равно больно.

– У меня безвыходное положение, Нина. Кралидис припер меня к стенке. Нанес чудовищную рану, от которой мне не оправиться. Я не знаю, что делать…

– Это не значит, что я должна стать пластырем, которым вы залепите рану! Я не имею к вашим делам никакого отношения! У меня свои планы на жизнь, свои интересы. Я всегда была здесь чужой, надо было давно уйти…

Выбегаю из кабинета, несусь к себе в комнату. Меня трясет, не могу успокоиться. Надо уйти немедленно из этого дома, и я начинаю лихорадочно собирать вещи. Заберу все необходимое, чтобы не возвращаться. Звоню подруге.

– Ты можешь пропустить первую пару, я к тебе с вещами приеду?

– Что случилось, Нин? Я проспала, так и так пропущу, мне бы на вторую успеть. Ты чего, из дома ушла? Поссорилась? С кем? Что у вас там…