Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Что молчишь? Или в тюрьму опять хочешь? – решил подстегнуть откровения Ливерова Крутилин.

– Простите… Народу каждый день столько. Разве всех упомнишь?

Крутилин достал фотографическую карточку Оськи Губского по кличке Хвастун:

– С ним?

– Так вы все уже знаете? – поразился Ливеров.

– А ты как думал? Так что говори мне правду. Если соврешь – решетки тебе не миновать. Они вместе пришли?

– Нет. Оська явился к открытию.

– В одиночку?

– Нет. С Колючим.

– Кто такой?

– Не знаю. Это я его так прозвал. Потому что взгляд такой, что кровь стынет. Будто не живой человек глядит, а покойник.

Крутилин понимающе кивнул. Подобные глаза он видел, и не раз. У сбежавших с каторги. Потому что каторга хуже ада.

– Опиши его…

– Лет тридцати – тридцати пяти, одет в заношенный армяк, волос длинный, тонкий, цвета соли с перцем, борода того же цвета, длинная, давно не стриженная, глаза карие. Последние дни он каждый день к открытию приходил. Садился вон за тот столик у окошка и заказывал себе чай. Где-то в одиннадцать утра уходил. А вчера вдруг пришел с Оськой. Опять же сидели до одиннадцати. Пили опять же чай. Потом расплатились, ушли, но Оська буквально через пару минут вернулся. Но уже не с Колючим, а с дворником. С ним пили водку. И не возле окна, а в глубине трактира. Прокопий быстро надрался. А потом в трактир снова зашел Колючий. Садиться не стал. Просто зашел и сразу вышел. Оська тут же позвал меня рассчитаться. Но это ещё не все. В четыре пополудни Оська с Колючим пришли снова. У Хвастуна фингал красовался под глазом, сказал, что где-то подрался. Сидели недолго. Всё. Больше ничего не знаю.