Возраст не помеха
Разглядеть того, кто меня сейчас трет, ворочает и делает крайне больно, не смог, как ни пытался. В голове стоял шум, тело крутило, но шевелиться я не мог, кажется, меня связали. А уже через несколько мгновений я все же вырубился, причем всерьез.
Пробуждение было жестоким и противным. Меня рвало. Отходы, уж не знаю и чего, были повсюду, от чего становилось еще страшнее. Кашляя и отплевываясь одновременно, я пытался вытереть лицо о плечо, что не увенчалось успехом, хорошо связали, даже щеку потереть о плечо не могу.
Через пару дней в положении лежа глаза понемногу начали открываться, и ко мне пришли. Немцев было двое, оба офицеры. Внимательно осмотрев меня, они перекинулись парой фраз, но тихо, я не расслышал, о чем именно, и вновь уставились на меня.
– Ты достойно сопротивлялся, – проговорил один, а врач, он тоже был тут, перевел для меня на русский, хотя я и так все понял.
Сейчас я уже осознаю, кто вокруг меня находится, все же глаза открылись и голова заработала. Выхаживал меня именно врач, наш, советский. Его приставили к лагерю для наблюдений именно за детьми, немцы явно рассчитывали на что-то с нами связанное, пока не знаю, на что именно. Врач был старым, на вид мужику лет шестьдесят, хромой, лысый, усы редкие под носом и седые. Щуплое телосложение вызывало у меня улыбку, которую приходилось давить, чтобы не вызвать нездоровую реакцию. Он был похож на мультяшного Айболита. А вот господа немецкие офицеры, пришедшие ко мне, выглядели этакими бравыми вояками. Подтянутые, форма начищена и блестит серебром погон и пуговиц. Аккуратно подстриженные волосы, уложены в модные у фрицев прически, волосок к волоску. Тот, что заговорил первым, в звании вроде как обер-лейтенанта, был старше своего напарника и по званию, и по возрасту. На его левой щеке был виден довольно большой шрам, полученный, скорее всего, уже давненько. Руки у обоих в перчатках из тонкой кожи, красавцы, да и только.