Зима в Мадриде

Из громкоговорителей на площади то громче, то тише звучал женский голос, перебиваемый писком динамиков. Барбара поинтересовалась, о чем идет речь.

– Это Долорес Ибаррури. Пассионария. Она говорит домохозяйкам: если придут фашисты, вскипятите оливковое масло и лейте его с балконов им на голову.

Барбару передернуло.

– Неужели ни одна из сторон не понимает, что скоро они все разрушат?

– Теперь уже слишком поздно для прозрений, – тяжело вздохнув, ответила Моник.

Они вошли в монастырь через крепкие деревянные ворота в высокой стене, построенной для защиты сестер от окружающего мира. Ворота были открыты, а на другой стороне маленького двора у дверей нес стражу милиционер с винтовкой на плече. Здание сожгли, окна стояли без стекол, по стенам ползли черные полосы сажи. В воздухе висел тяжелый запах пожарища.

Барбара остановилась во дворе:

– Что здесь случилось? Я думала, дети с монахинями…

– Все монахини убежали. И священники тоже. Кто успел. Большинство церквей и монастырей сожгли в июле. – Моник пристально вгляделась в Барбару. – Вы католичка?