Нюрнберг

А у нас метет метель. Странно: уже весна, а метель. И земля становится белой. Небо белое, земля белая. Похоже на белый лист бумаги, на котором хочется рисовать что-то хорошее…»

На полях писем или просто на обрывках бумаг Колька малевал все, что только в голову приходило.

Волгин расправил измятую бумагу, на которой были изображены человеческий глаз, а рядом ступня. Колька, как всегда, был в своем репертуаре. Даже на войне он запечатлевал не то, что видел вокруг, а свои фантазии.

^— Красиво, – оценил Тарабуркин, скосив глаза. – Вы что, художник?

– Это не я, это брат, – хмуро ответил Волгин. Он не любил, когда заглядывают через плечо. Потом обернулся к водителю: – Рядовой Николай Волгин. Может, слыхал?

– Волгин, Волгин, – пробормотал Тарабуркин и замотал головой. – Никак нет, не слыхал. А он где воевал?

– Не знаю. В 1941-м ушел на фронт добровольцем. В 1942-м пропал без вести… Вроде бы сейчас в Нюрнберге объявился.

– Меня сюда недавно перевели. Я до этого в тылу был. Заявление в военкомат писал, добровольцем, но не взяли. Не повезло. А у меня тоже брат на фронте был. Двоюродный. Петя Тарабуркин…