Луна и шестипенсовик
– Разве это не ужасно? – продолжала она. – Он сбежал от жены.
Роза Уотерфорд понимала, что она не может обработать эту тему должным образом, стоя на тротуаре на Джерман-стрит; поэтому, как артистка, бросила мне в лицо голый факт, объявив, что не знает подробностей. Я не хотел обижать ее предположением, что такое пустяшное обстоятельство мешало ей поделиться деталями события, но она заупрямилась.
– Говорю вам, что я ничего не знаю, – сказала она в ответ на мои взволнованные вопросы и, весело пожав плечами, прибавила: – Полагаю, что одна из юных девиц, подававшая чай в каком-нибудь кафе в Сити, оставила теперь свою службу.
Она улыбнулась мне и, заявив, что ей надо спешить к дантисту, удалилась легкой походкой. Я был больше заинтересован, чем огорчен. В те дни мое знание жизни было очень не велико, и меня удивило, что с людьми, которых я знал лично, произошло одно из тех событий, о которых я читал в книгах. Признаюсь, что с тех пор опыт приучил меня к событиям такого рода среди моих знакомых. Все же я был немного ошеломлен. Стриклэнду было верных сорок лет, и мне казалось отвратительным, что человек в его возрасте позволил себе увлечься. С надменностью зеленого юноши я считал, что тридцать пять лет – крайний возраст, когда человек может влюбиться, не ставя себя в глупое положение. Кроме того, неожиданное известие несколько расстраивало мои личные планы; из деревни я написал миссис Стриклэнд о своем скором приезде и прибавил, что я хотел бы зайти к ней в такой-то день на чашку чая, это не будет противоречить ее планам. Это был как раз указанный мною день и она ничего не написала мне. Хочет она меня видеть или не хочет? Весьма вероятно, что при таком волнении письмецо моё ускользнуло из ее памяти. Может быть, благоразумнее не идти? Но, с другой стороны, она могла не желать огласки, и я проявил бы грубую неделикатность, показав, что странная весть уже дошла до меня. Я разрывался между страхом оскорбить тонкие чувства женщины и страхом явиться некстати. Я понимал, что она должна была страдать, а мне не хотелось видеть горя, которому я не мог помочь. Но в сердце моем гнездилось желание, которого я немного стыдился: посмотреть, как она приняла происшедшее. Я не знал, на что решиться.