После пожара

– Разумеется, – говорит он. – Валяй, спрашивай. О чем угодно.

Я делаю глубокий вдох.

– Где моя мама?

Улыбка в уголках губ доктора гаснет, во взгляде читается жалость, которая меня бесит, но я не могу ему в этом признаться, так как из-за того, что, судя по этому выражению, он собирается сказать, меня охватывает ужас, а грудь как будто стянуло обручем, перекрыв доступ воздуху.

– Прости, – говорит доктор Эрнандес. – Боюсь, у меня нет сведений о твоей маме.

Воздух снова хлынул в легкие. Примерно такого ответа – точней, не-ответа – я и ожидала, хотя слышать эти слова, произнесенные вслух, все равно больно.

Могло быть хуже, шепчет внутренний голос. Он мог сказать тебе, что она мертва. Согласна, это было бы хуже, хотя не знаю, намного ли, ведь незнание мучительно даже спустя столько времени.

– Прости, – повторяет доктор.

– Она не здесь? – спрашиваю я, все так же тихо и хрипло.

– Нет, – отвечает он. – Ее здесь нет.

– Она жива?

– Не знаю.

Я недоверчиво смотрю на него.

– Не знаете?

– Увы, нет. Жаль, что я не могу дать тот ответ, который ты хочешь услышать, как не могу и солгать, чтобы тебя утешить, однако я искренне убежден, что честность – это важнейшая составляющая процесса нашего общения. Есть и другие, кто хочет с тобой поговорить, – позже, когда ты будешь готова. Возможно, эти люди располагают большей информацией по данному вопросу.