Чагин

– Он приводит ее в дневнике. – Янина помахала своими записями, словно это и был дневник.

Вера пожала плечами.

– А откуда мы знаем, что это – дословно? Может ли такое быть?

– Может, – неожиданно сказал Исидор.

Голос его не слушался, и он повторил:

– Может.

Янина (она чувствовала себя ответственной за речь в Конгрессе) вежливо улыбнулась:

– Дословно, конечно, не может – этого никто не может, но близко к тексту – почему нет? Именно это имеется в виду. Вы не согласны?

– Я не согласен с тем, что никто не может.

– А кто может? – улыбка Янины перестала быть вежливой. – Вы?

– Могу попробовать…

Тут наступает звездный час Чагина. Забыв о предупреждении Николаев, он предлагает, чтобы ему прочли незнакомый текст (разумеется, слово забыть к Исидору можно применять лишь в переносном смысле). Николаев он не видит, что называется, в упор. Потому что видит только Веру. И возможность произвести на нее впечатление.

Остается только догадываться, как он при этом держался. На манер фокусника? Заговорщицки? Подчеркнуто невозмутимо? Нет, всё это не об Исидоре. Он вообще ничего не делал подчеркнуто. Я думаю, всё происходило самым естественным образом – в той, конечно, мере, в какой так можно говорить о дословном запоминании текстов. Из Дневника мы лишь узнаём, что Чагину было предложено начало гомеровского списка кораблей – ну разумеется, что же еще? Если учесть, что этот текст был для него не чужой, то неудивительно, что воспроизвел он его с блеском.