Золотой раб

Сквозь тьму в глазах и гудение в голове Эодан видел, как она стоит, пригнувшись, готовая уйти от его ярости и позвать на помощь. Оба не шевелились. Наконец она прошла мимо него, легла на кровать и подозвала его, как собаку.

И он пришел. Ему ничего иного не оставалось, кроме как умереть.

На рассвете Корделия сонно сказала:

– Я прощаю тебя, Геркулес. Мы забудем сказанное из-за сделанного после этого.

Он заставил себя коснуться ее губами.

– Доброй ночи, – рассмеялась она. – Или уже доброго утра?

Он подождал, пока она уснет – в бесцветном безжалостном предрассветном сумраке она выглядела неряшливой грудой, потом надел тунику и выбрался из комнаты. Он чувствовал необходимость принять ванну, и, да, он возьмет лошадь и будет много миль скакать по холмам. Он был пуст и страшно устал, но спать не хотел. Даже когда его связывали у фургонов, он не чувствовал себя таким одиноким.

– Эодан.

Он остановился под садовой стеной. Здания были черной массой на фоне бледнеющих звезд, изгороди и крыши блестели от росы. За конюшнями земля была еще полна ночи. К нему подошло Фрина.