Пожиратель ищет Белую сову

Летом охотники запасали мясо на долгую зиму, рассчитывая вернуться к хорошей охоте уже весной, но за последние месяцы они добыли лишь двух моржей. Шкур у мамы, соответственно, тоже было две, и она побоялась поручить их расколку дочери – отложила обучение до изобильных дней, когда парочка дырок, проделанных неопытной рукой, окажутся нестрашными. Анипа не спорила. Взволнованная, она бы и сама не доверила себе столь кропотливую работу. К тому же Анипу не отпускали воспоминания о пропавшем Амкауне.

– Добрая шкура, – приговаривала Канульга. – Крепкая, мягкая. Такая бывает у беременных. Их и надо бить. Моржихи, когда беременные, не дерутся, и ран у них почти нет. Видишь, как идёт? Вот, посмотри, как я держу нож.

Анипа безучастно кивала. Мама не замечала её рассеянности и продолжала вести нож. Анипа, сидя на полу, откинулась спиной к бугристой стене мясного полога, уткнулась головой в снеговую лопату, стоявшую тут без дела, и мыслями вернулась в день, когда видела маминого брата в последний раз. К тому времени они с папой наговорились до тошноты и спорили молча. Амкаун усаживался перед Утатауном и смотрел на него с вызовом, а папа отвечал упрямством во взгляде. Они наперёд знали, что именно услышат, если захотят говорить вслух, и довольствовались тем, что своим видом беззвучно напоминали друг другу не раз произнесённые слова. Анипа тогда не понимала, чего добивается каждый из них, но хотела, чтобы противостояние Амкауна и Утатауна прекратилось. Затаившись, наблюдала за ними. Мамин брат злился, а потом ушёл и больше не возвращался.