Это не лечится. Повесть

Носить в себе бесконечные смерти и катастрофы было мало кому под силу. Тем более на эту роль не годилась Аня. Худая и какая-то прозрачная, из тех девочек, которые с юга приезжают еще бледнее, чем были до. Из-за этой бледности Аню часто спрашивали, не болеет ли она, потому что вид у нее был именно такой – болезненный. Аня, конечно, понимала, что под болезнями посторонние люди подразумевали что-то классическое: простуда, грипп, ангина, на худой конец. В этом смысле Аня не то чтобы сильно выбивалась из статистики. Болела осенью, когда слякоть, болела зимой, но зимой все болели, и в школе год от года объявляли карантин, весной тоже приходилось болеть, потому что опять наступала слякоть. Но, помимо этих очевидных фаз, Аня непрерывно болела еще своими мыслями. Об этом она никому не говорила. Как и о своей способности отменять дурные пророчества.

Отменять пророчества было и просто, и сложно одновременно. Просто потому, что пророчества были хоть и жуткие, но все же гуманные. Они не только сообщали Ане, что мама умрет, но и предлагали это как-то предотвратить. Например, сосчитать все окна в здании напротив, или намотать чудодейственный круг вокруг дома, или семь раз включить-выключить свет, или три магических раза помыть руки. Отвоевать маму у смерти мытьем рук – разве может быть что-то проще? Действительно, ничего, если рядом есть раковина. Но раковины рядом могло не быть, тогда приходилось отпрашиваться с урока в туалет и бежать по коридору сломя голову. Повезет, если в туалете никого, потому что мыть руки нужно было три раза подряд и Аня прекрасно представляла, как странно это может выглядеть со стороны. Вот она вбегает в туалет, открывает кран, мылит руки, трет их, смывает пену, выключает воду, а потом снова включает воду, снова мылит руки, снова трет их, снова смывает пену, снова выключает воду, а затем опять включает воду, мылит и так чистые руки, трет их, хотя они уже красные, смывает пену, выключает воду.