Поцелуй на удачу

Несколько месяцев он не мог принять того, что они мертвы, и поэтому никогда не подыскивал слов, чтобы признать это вслух. Когда он наконец-то принял, что никогда больше, открыв дверь, не увидит их улыбки или обиженные лица, не услышит их смех или ворчание, он погрузился в глубокую затяжную депрессию. Он существовал в тумане алкоголя и антидепрессантов. Месяцы скользили мимо, как черные скользкие угри. На работе делали предупреждения. Скрепя сердце, его уволили. Кто-то, знавший его историю и сочувствовавший ему, нашел ему другую работу.

Больше таблеток, больше виски. Та же самая скорбь. Во второй раз предупреждения были резче, а увольнение – менее неохотным. Он не мог заплатить за аренду. Уведомление о выселении. Потом была кровать в Юношеской христианской ассоциации. Отсутствие постоянного адреса на заявках о приеме на работу значило, что он не мог получить прибыльное место. Потом, наконец, была еще одна квартира. Хуже, чем их с Ревекой дом, но лучше улицы. Он делил ванную с другими жильцами. Это была помойка. Помещение было жутко переполнено. Люди и споры плесени толкались друг с другом за место для отдыха. Однажды он попытался обсудить с арендодателем необходимость что-то с этим сделать. Так все и закончилось, его выперли без предварительного предупреждения. Все это время люди просили его рассказать свою историю. Он этого не делал. Он не собирался менять жизнь и смерть Ревеки и Бенке на сочувствие. На кровать, на лишнюю копейку. Их имена застревали у него в горле, душили его пять лет подряд.