Моя дорогая Ада

Я подошла к ней. Она меня обняла. Ее тепло мягко и медленно переместилось ко мне.

– Знаю ли его я? Знаешь ли его ты?

– Да?

Она взяла меня за руку.

– Да.

– Он тогда приходил к нам? Еще когда мы жили с тобой? Мама и я?

– Да.

– Тот, кто подбрасывал меня в воздух?

– Да.

– Но папа подарил мне велосипед.

– Твой папа – это твой папа. Папа только один.

– Даже если ты одновременно католичка и иудейка? Немка и аргентинка?

Мопп погладила меня по волосам.

– Ада, она просто хочет попрощаться. В последний раз.

Если это было прощание – неважно, в Буэнос-Айресе или Париже – прощание означало, что она вернется. Означало, что это время закончится. Католичка, иудейка, аргентинка или немка, я никогда больше не буду девочкой без семьи, и все пройдет, сколько бы оно ни длилось.

Ушка не только была на два года старше меня, она еще и все знала. Каждого певца, каждое новое направление музыки, последние фильмы, актрис, исполнявших главные роли, и их привычки, она знала, кто на ком женат и у кого очередная интрижка, она читала молодежный журнал «Браво», но кроме того, была в курсе всех взрослых сплетен и событий на международной модной арене. Она хотела стать актрисой или моделью. И невероятно длинные ноги открывали ей оба пути. Но главное, она много знала о мальчиках. Сама эта мысль наполняла меня глубоким восхищением. Мне было всего одиннадцать, но я чувствовала, как меняется тело. Каждый вечер я стояла голая перед зеркалом. У меня увеличились соски. Мне страшно хотелось обсудить это с Ушкой, но я не решалась. На самом деле она была не менее застенчивой, чем я, но куда бы она ни пошла, ее окружала аура неприступности – защита, о которой я втайне мечтала. В ее тени я даже не замечала, как впервые начала пробуждать желание, безобидные поддразнивания – их подспудная агрессивность так меня раздражала, что я долго пыталась не обращать внимания, но однажды Ушка со мной внезапно об этом заговорила.