Демонология Сангомара. Часть их боли

Гвардейцы глядели на это с нескрываемым отвращением.

Вдруг одна из гарпий подняла тощую шею, выгнула ее дугой вперед, и из нее донесся довольный гортанный смех, чем-то напоминающий смех разгульных пьяных девок в тавернах. Только этот был явно нечеловеческим, неестественным – пугающим. Все как один гвардейцы вздрогнули с непривычки, в то время, как пастухи лишь покорно склонились.

– Твари… Твари. Еще и смеются! – разозлился один воин.

– Почему они хохочут? – спросил второй у одного скотопаса.

– Радуются тому, что их-ть умилостивили зимой, – ответили ему спокойно местные.

– Почему?

– Летом бы им не дали принять подношение птицы рух. Летом мы-ть приносим подаяния им, потому что они правят летним небом. А зимой, после Великого Слета, когда рух отправляются вдаль с окрепшими птенцами, снежными горами правят они-ть… Гарпии…

Наконец, процессия развернулась и, прикрываясь идущими сзади лучниками, принялась спускаться вниз по извилистой тропе. Мертвецы остались лежать на плоской скале, разрываемые хохочущими от упоения тощими демонами. Филипп шел, погруженный в свои мрачные размышления, но, между тем, постоянно вслушивающийся в окружение. Он понимал, что и убитые у Вертеля, и эти пятеро гвардейцев – лишь первые жертвы зарождающейся войны. А за ними будут еще и другие. Уже в поселении он приказал всем собираться, и еще не случилась ночь, а гвардейский отряд уже медленно спускался по тропе, ведущей в Мориус, а там – и на равнины. Успокоившиеся пастухи, считающие, что угроза для них миновала, глядели им вслед. У каждой пастушьей семьи теперь звенело в кошельках золото, забранное графом у Мариэльд де Лилле Адан.