Тарокко и эдельвейс

– Что-то я не видела, чтобы ты сразил кого-то на арене кокетливым взглядом или красноречивым касанием, – заскучала мейлори, не заметив перемены в разговоре.

…кто знает, смог бы Кирмос удержаться, если бы Юна действительно хоть раз попыталась его соблазнить. А ей хотелось. Он видел, как она льнёт к нему каждый раз, стоит только прикоснуться. Это было даже любопытно – испытать пределы своих возможностей.

Это был вызов.

А вызовы самому себе Кирмос обожал.

– Увы, мне эта сила недоступна, – коротко соврал он и встал.

Бесшумно ступая, ментор приблизился к мейлори. Сел на край кровати. Медленно и осторожно вдохнул, стиснул зубы. Задержал дыхание. Как тогда, в Пенте Толмунда, когда совсем молодой ещё Кирмос Блайт впервые шагнул в обитель кровавого бога. Он действовал наобум, повинуясь кипящей страсти и острому желанию, вопреки разуму. И – как тогда – резко вспотевшие ладони, участившееся сердцебиение, предвкушение чего-то судьбоносного.

– Мне, очевидно, тоже, – Юна, увлечённая стрельбой и по-прежнему не замечающая повисшего в воздухе напряжения, прицелилась.