Дочь реки

Гридь подошёл и, выслушав негромкий приказ, повёл гостей за собой. Рарог, уходя, обернулся на Грозу и подмигнул ей, словно всё, что случилось, было только его задумкой. И она поняла, что всё больше запутывается в этом мужчине. Не может угадать, когда он серьёзен, а когда только шутит и ёрничает. И эта мысль заставила её смотреть ему в спину чуть дольше, чем надобно.

– Здравствуй, Гроза, – тихо сказал князь, и она повернулась к нему, осознав вдруг, что осталась перед ним одна.

И так голос его прозвучал, растеряв весь гнев и твёрдость, что дыхание вмиг сбилось и в горле будто вишня гладкая застряла. Казалось, ещё усилие – и растечётся соком сладким, пьяным по языку. Или, может, наоборот, только удушит – так глупо, но неизбежно. Каждый миг рядом с Владивоем был похож на прыжок у края пропасти с закрытыми глазами.

– Здрав будь, княже, – она поклонилась нарочито почтительно, хоть и приветствовала его уже.

Владивой поморщился и вдруг по волосам своим тёмным, блестящим провёл резким жестом. Качнулся было шаг к ней сделать, да передумал. Гроза посмотрела на княгиню поверх его плеча. Та подбородок вскинула. Ничем она невольную воспитанницу никогда не давила. Но порой следила вот так, как сейчас – внимательно. Словно проступка какого ждала. И оттого – рядом с князем да ещё и под её взором – Гроза словно под ледяным дождём себя чувствовала. Аж кожа немела.