Это злая разумная опухоль. Сборник эссе
Поэтому я окончил аспирантуру, разуверившись в идее того, что дельфины – наши морские братья по разуму. Они были умны, но не настолько умны. Они могли выучить язык, но своего у них не было. И хотя я продолжал верить, что мы, ублюдки самодовольные, сплошь и рядом недооцениваем когнитивные способности других видов, но скрепя сердце согласился, что мы, видимо, до сих пор умнейшие ребята в городе. Это вызывало тоску – особенно если вспомнить, насколько чертовски тупыми мы выглядим бо́льшую часть времени, – но на это указывали данные. (Я даже написал еще один рассказ[46] о языке китообразных – более компетентный и гораздо более циничный – в котором мы в конце концов разобрались в языке косаток, только чтобы обнаружить, что они – совершеннейшие говнюки, которые построили свое общество на детском рабстве и с радостью готовы были продать своих детишек ванкуверскому Аквариуму за выгодную цену.)
Но теперь. Теперь Вячеслав Рябов – в журнале «Научно-технические ведомости СПбГПУ. Физико-математические науки» – утверждает, что язык у дельфинов все-таки есть.[47] Он говорит, что они общаются сентенциями длиной до пяти, а возможно, и больше, слов. Научно-популярная пресса ухватилась за его статью[48] – а почему нет? Я не мог быть единственным, кто ждал такого открытия десятилетиями.