Багатур

Всадники на чагравом и сером свернули и разъехались. Неплохо придумано – мелькнуло у Олега. За двумя монахами погонишься, ни одного не поймаешь.

И Сухов последовал за ехавшим на чагравом. Всадник не оборачивался, пока не завёл Олега на старое пожарище, где переминались кони троих «чёрных клобуков». Засада? Если это ловушка, то он легко – и очень глупо – угодил в неё.

Тут всадник на чагравом обернулся, и Сухов узнал плосколицего.

– Ой‑е! Какие люди! – сказал «монгольский шпион» насмешливо. – Не пойму, урус ты или урум?51

– Я и тот и другой, – ответил Олег. – А ты‑то кто, «копчёный»?52

– Дзе‑дзе, какой отчаянный, – поцокал языком плосколицый.

Трое «чёрных клобуков» – то ли друзья «копчёного», то ли подчинённые, – схватились за сабли.

– Дозволь убить его, Бэрхэ‑сэчен! – воскликнул степняк с длинной бородкой, заплетённой в косичку.

– Не сейчас, Савенч, – остудил его пыл Бэрхэ‑сэчен и добавил что‑то на непонятном, но звучном языке. «Чёрные клобуки» расхохотались и повернули коней.

Покусывая губу, Сухов поглядел им вслед. Странно… Он‑то был уверен, что монах, пересевший на серую лошадь, – это уловка Бэрхэ‑сэчена, простейший способ пустить по ложному следу. А выходит, что его как раз и уводили от бенедиктинца, или кто он там.