Южный ожог

– Потом столицей стал Киев, – продолжал просвещение Коваленко. – А в «Госпроме» обосновались местные власти. Внушительно, согласитесь? Ничего, отстроим, отремонтируем, еще красивее станет. Мы же не немцы. Они, когда эту площадь заняли, конюшню в «Госпроме» устроили, просто варвары… А выше – представляете, – Коваленко засмеялся, – при немцах обезьяны жили. Самые настоящие обезьяны: шимпанзе, макаки, мартышки. Зоопарк под боком разбомбили, а жить где-то надо, вот обезьяны сюда и перебрались. Обосновались, жили как все, детишек рожали, у немцев еду воровали. Никак их выгнать не могли, и сейчас где-то прячутся, там ведь миллионы закутков и помещений… Пойдемте через комплекс. Дальше улица Анри Барбюса, выйдем на Сумскую… то бишь Либкнехта.

Массивные здания из стекла и бетона оставались позади. Немцы эту площадь обороняли вяло, разрушений почти не наделали. У входа в подвалы стояли красноармейцы с автоматами. Навстречу через мостик двигалась колонна. Бойцы с автоматами гнали задержанных. Люди шли с опущенными головами, кто-то в немецких шинелях, кто-то в штатском, небритые, с опухшими лицами. Пришлось остановиться, пропустить процессию. Люди проходили мимо, потупив взоры, по сторонам почти не смотрели. Молодые лица сменялись пожилыми, морщинистыми, двое прихрамывали, кто-то прыгал на костыле, а поврежденная нога неестественным образом торчала вбок. В колонне находились раненые с окровавленными бинтами. На лицах людей застыло обреченное выражение. Лишь один из них – рослый, с окладистой бородой и роскошным синяком под глазом – смотрел дерзко, с презрением. Он встретился глазами с Шубиным и не отвел взгляд – брезгливо сморщился и плюнул под ноги.