Эхо северных скал

– Вы отдаете себе отчет, товарищ Шелестов, – величественно вещал Папанин, – в том, что в такую трудную минуту для страны каждый снятый с Севморпути самолет, каждое судно – это удар по обороноспособности страны, удар по снабжению, это гибель советских людей, которые ежедневно, не щадя себя, отдают все делу победы над ненавистным врагом. И в такую минуту вы обращаетесь ко мне с подобными просьбами?

– Я обращаюсь к вам за помощью, Иван Дмитриевич, – сдерживая гнев, напомнил Максим, – потому что это была рекомендация наркома Берии.

– А, Берии! – Папанин вознес руки над головой. – И вы что ждете, что я вам в ноги кинусь? Ваш Берия…

Папанин вовремя опомнился и не стал использовать эпитеты. Шелестов понял, что хотел сказать этот человек, возомнивший себя всесильным, обласканным властью и защищенным со всех сторон. Он полагал, что неуязвим, но страх перед именем всесильного Берии и здравый смысл все же взяли верх над горячностью и самомнением Папанина. И заслуженный полярник, росчерком чьего пера было искалечено немало судеб, снова пустился в идеологическую риторику, весь смысл которой сводился к двум словам: «не дам».