Обычные люди

– Черт! – воскликнула Мелисса.

– Что такое?

– Там под ванной мышь.

– Что?

– Я серьезно, я ее видела. Она вон туда пролезла. – Мелисса показала.

– Ты уверена? – спросил Майкл.

Она уже отступила в зону столовой и теперь переминалась с ноги на ногу.

– Та женщина сказала, что мышей тут нет. – Она имела в виду Бриджит. – Я ее спрашивала. Она сказала, тут нет мышей.

– Придется кого-нибудь вызвать. – Майкл почувствовал раздражение, оттого что мышь явилась крайне не вовремя, и в то же время тревогу, которую твердо решил не выказывать. Он терпеть не мог эту гадость. Он ими брезговал. – Вообще-то я думал, что в наше время женщинам не положено бояться мышей, – шутливо заметил он, глядя, как она торопливо семенит к лестнице. – Считай себя феминисткой.

– Я не феминистка. Я женщина.

– Ну конечно, я знаю. – И он вопросительно-робко посмотрел на нее, интимным взглядом, одновременно несчастным и решительным. – Не уходи. Подожди меня.

Но она ушла вместе со своим чаем, взвинченная и ощетинившаяся. Оказавшись наверху, она переоделась в хлопковую ночную рубашку белого цвета – подарок ее матери, Элис, на тридцать восьмой день рождения. В ней было удобно. Мелиссе нравилось прикосновение к коже прохладной хлопчатой ткани. А Майкл постарался как можно быстрее провести ежевечернюю проверку. В частности, следовало посмотреть на плиту, чтобы убедиться, что она выключена; закрутить краны в ванной до упора, чтобы точно не случилось наводнения; подергать за оконные ручки, проверяя, что окна закрыты; и наконец – снять и снова накинуть цепочку на входную дверь и запереть ее. Каждый вечер, лишь сделав все это, он поднимался по ступенькам и шел к кровати – зачастую тяжелой поступью человека, измученного целибатом, но сегодня – пружинистым шагом сильного мужчины, и Мелисса, как он надеялся, почувствует это, ожидая его (возможно, в том пеньюаре кофейного цвета, что он подарил ей), и придет в возбуждение. Он был чрезвычайно разочарован, когда, пройдя под потолочным окном и повернув к спальне, заметил промельк ее наготы, но всполох соблазнительного смуглого бедра тотчас скрылся под длинной, чопорной ночной рубашкой.