В конце они оба умрут

Никто не произносит ни слова, все только плачут сильнее. Когда я слышу, как меня, еще живого, оплакивают близкие, мне становится не по себе. Хочется утешить их и все такое, но я никак не могу выйти из оцепенения. Столько времени я мучился от чувства вины, что выжил, потеряв всю семью, и вот теперь не могу преодолеть этот странный прилив новой вины, вины Обреченного, который умирает, оставляя свою банду на земле.

В центр комнаты выходит Эйми, и мы понимаем, что сейчас все будет жестко. Бескомпромиссно.

– Наверное, тупо сейчас говорить, что я словно застряла в кошмаре и не могу выбраться? Эта фраза про «кошмар» всегда казалась мне какой-то слишком театральной. Типа, что, правда случилась трагедия, а это все, что ты чувствуешь? Не знаю, что все эти люди должны были, по моим представлениям, чувствовать, но сейчас я понимаю: фраза эта прямо в яблочко. У меня есть еще одно клише, ну и пофиг, я скажу. Я хочу проснуться. А если не могу проснуться, то хочу навсегда уснуть, чтобы постоянно видеть во сне все самое красивое, что я о тебе знаю. Например, как ты смотрел на меня – и видел меня саму, а не просто таращился на эту хрень на моей щеке.